Мамочка из 21-го бокса - Мария Хаустова

Вскоре визг пилы раздался очень четкий – завёл. Я посмотрела в сторону бани – в её окне погас огонь. Вадька выбежал из дверей и нёсся к дому. «Слава Богу», – подумала я. По твёрдому насту быстрым шагом он шёл к отцу. Тот, занятый своей ответственной работой, не услышал, как сын поравнялся с ним. «Сдурел?» – крикнул сын ему. «Чего»? – сквозь шум пилы спрашивал отец. «Сдурел, говорю?» – повторил Вадим. Отец пилил и снова не расслышал вопроса. Тогда Вадька взял его за шквар– ник и с силой рванул на себя. Он пошатнулся, но пилу не выронил. И заведенным механизмом стал размахивать из стороны в сторону. Мы стояли в нескольких метрах и наблюдали за этой картиной. «Зоя, чего делать-то?» – припрыгивала с ноги на ногу свекровь. – Он же сейчас чего-нибудь кому-нибудь отпилит! Вот придурок-то!» «Вадя! Уйди от него!» – кричала тут же сыну мать.

Вадя же, нахмурив лоб и выпучив глаза, еле уворачивался от пилы. «Батька, хватит! Чего творишь-то», – пытался он его угомонить. «Хватит, значит? Да? А жить в моём доме не хватит?» – кричал тот.

«Зо-о-о-я, – охала свекровь. – Чего делать-то? А?» «Чего-чего? Вечно ты, Верка! Отвлекай! Вот чего!» – кинула ей в ответ тётя Зоя и побежала вокруг дома.

«Веня, перестань! Ты чего творишь!» – кричала со своего места Вера. «А-а, и тебе надо!» – увидел он свою жену и хотел уже идти на нее. «Хватит, Венька! Что на тебя нашло?» – пыталась Верка унять своего мужа.

Зрачки у Вениамина расширились, глаза чуть не вылезли из орбит и, харкаясь, и, тряся пилой, он пошел на нее. Тётя Зоя уже подкрадывалась к тому самому месту, где находились мужики. Веня к ней находился спиной, а Вадим, завидев у неё в руках большую сковороду, ничего не говоря, выхватил её и со всей силы огорошил по лысине ею отца. Вениамин упал. Дребезжащая пила рухнула на землю рядом с ним и заглохла.

Над горячей сковородой не закрытой крышкой подпрыгивают кипящие капельки масла. Запах жарящихся котлет разносится по всему дому. На раскаленной плите стоит большой чайник со свистком, а из его носика потихоньку плещется вода. «Вер, опять перелила?» – по-доброму укоряя жену, спрашивает Венька. «Да чего перелила-то сразу? Больно-то и смотрела… Так – плеснула ковшиком пару раз да и всё.» – пробормотала она в ответ, накладывая тем временем в маленький чайник заварки.

За большим столом на кухне собрались все участники последней истории: на обтёсанном пеньке, притащенном когда– то из леса, восседает с перебинтованной головой свёкр, по правую от него руку – тётя Зоя, я и Вадя. Ольга занимается с Варюхой в комнате.

– Ну, мы вчера и дали! – трогая больную голову, говорит наш дед.

– Это мы-то дали? – повышая тон, переспрашивает тётя Зоя.

– А кто? Я что ли? – смеясь, отвечает батька и пытается запихнуть конец отвязавшегося бинта на место.

– Никак развязалось? – подтрунивает над ним тётя Зоя. – А, Вениамин? Что с головой-то?

– А что с головой? На месте голова!

– Да. Это тебе повезло, что сковородой ты, Веня, своей получил. Вот, если бы материнской. Раньше-то чугун, знаешь, какой делали? Не то, что сейчас – на совесть! Ох, и не сдобровал бы! – смеялась над моим свёкром тётка и все мы вместе взятые.

Вадим пил чай из большого бокала и, отпивая маленькими глотками обжигающий напиток, исподлобья посматривал на отца. Тот, заметив, что сын затаил обиду, решил начать разговор и с ним.

– Да не дуйся. Не дуйся. Тебе, тебе говорю. Не делай вида– то, будто не слышишь, – говорил отец. – Ну, перепил вчера – с кем не бывает? Ты что ли так не пивал?

– А как бы ни пил, да до такого не напивался, – бубнил себе под нос Вадик и показывал всем видом, что не хочет с ним разговаривать.

– Ах, не пил…

– Нет, не пил, – отрывисто отвечал Вадимка.

– Вижу, память-то у тебя короткая. Ну-ка, дай-ка я тебе напомню.

Приподняв брови и посмотрев на отца, Вадик ждал, что же тот такого расскажет.

«Помнишь, пока мать лежала в больнице. – начал свой рассказ мой свёкр. – Машка с Варькой дома сидели, а ты пошёл за нождачкой до Чекушкиных.» «Ну, помню, – отвечал Вадя. – И что с того?» «А теперь вспомни, когда ты пришёл и в каком состоянии», – продолжал отец. «А чего – сразу почти и пришёл», – с уверенностью в голосе говорил мой муж. «Ага, сразу, да не больно. Аккурат сутки тебя дома не было! Вспомни-ка!» – с торжеством проговорил отец. Вадя, посматривая на мать и пытаясь не показать вида, что он волнуется, сказал: «Да, мам, кому ты веришь?» Тогда свёкр показал рукой на меня: «Не веришь мне – у Маши спроси!» Свекровь быстро перевела взгляд и спросила: «Ну?» «А вот тебе и ну, – ответила я. – Батько-то и не врёт. Вадя тут так пил. Сутками дома не бывал!»

Свекровь закрыла лицо руками и зарыдала: «Да что ж вы со мной все делаете-то? Когда это уже закончится?! Смерти моей хотите?» «Да, ма, хватит тебе! Ничего мы не хотим. Всё – больше не пьём. Обещаем», – уверял свою мать любящий сын. «За меня не говори, – послышалось с другого конца стола. – Я человек вольный: хочу – пью, не хочу – меньше пью». Сказал батька эти слова и залился громким смехом.

Пока мы хлопотали по дому, свёкр успел опохмелиться. Его глаза заблистали новым светом, и похож он был на хитрую лису.

«Верушка, ты до чего же у меня хорошая. Ай, как я тебя люблю», – ходил он вокруг свекрови. «Уйди, паразит этакий! Опять уж глотнул! Да где ты её проклятую берешь только!» – ругалась мать на мужа. Он же каждые пятнадцать минут становился все веселее и веселее. «Узнать бы, где у него загашник…» – по-тихому говорила мне свекровь. Вскоре доза оказалась настолько сонной, что отца стяжелило и он уснул у печки на полу. «Вадя, Вадя, – шёпотом свекровь звала сына. – Снеси-ка отца на диван – чего он тут мешается».

Подхватив на руки пьяное тело, Вадим отнес отца в комнату. «А вы идите обедать», – сказала она остальным.

На низком диване лежал спящий свёкр. Его огромный нос смотрел в потолок, руки спадали с живота на плед, а на голове блестела лысина. «Маш, погляди, как покойник, – шептала, посмеиваясь, свекровь, присев на кресло, стоявшее напротив дивана. – А чего? С таким образом жизни не долго ему и осталось». Посмотрев на него еще раз, она встала и подошла поближе. «Хоть дышит? – наклонившись над пьяным мужем, спрашивала свекровь. «Может, зеркало принести, проверим?» – поддалась её настроению и я. «Не-ет, у меня в шкафчике свечи церковные есть, неси»! – скомандовала мать мужа. Я метнулась и мигом притащила длинные жёлтые свечи. «Давай сюда, – протягивая руки, сказала свекровь. – И спички!» Я пошарила в кармане халата и отыскала там спичечный коробок, потрясла его у уха – брякают. «Ну, давай, чего медлишь?» – заигрывающим тоном говорила она.

Свекровь подошла к мужу и положила его руки на живот, перекрестив одну на другой, а свечку вставила между пальцев – по-другому никак не держалось. Зажгла фитилёк и отошла в сторону. «Гляди, – сказала мне она. – Вот сейчас смеху-то будет!»

Свёкр лежал, как ни в чём не бывало. Лысина по-прежнему светилась на его голове, ноздри раздувались от вдыхаемого воздуха, и только пламя свечи трепыхалось от его дыхания. Я с ожиданием смотрела то на свёкра, то на свечку, то на свекровь. Она кивала мне головой, мол, погоди, сейчас-сейчас. Через какое-то мгновение воск стал таять и предательски сползать вниз по свече. Первые капли застывали на её основании, а следующие перепрыгивали небольшую горушку у фитилька и с размаху плюхались на холодные руки свёкра. Когда горячая капля обожгла его кожу, он выпучил глаза и продолжал недоуменно смотреть в потолок. Постепенно его взгляд перешел на свечу и на скрещенные руки. «А-а-а», – вырвался крик из его груди. Он вскочил. «Фу, придурки! Я чуть с ума не сошёл – думал, помер!» – протараторил свёкр. «А что? – заливаясь смехом, отвечала ему жена, – попьёшь еще такими запоями, так недолго и до новых свечек!»